Профессия: Следователь

Оперативники поехали искать «злодея», эксперт еще не приехал на место преступления. Так что в доме были только я и труп убитой женщины. Я только начал оформлять документы, как вдруг дверца шкафа заскрипела, из нее высунулся мужик – тот самый «злодей» с таким тесаком в руках, что впору свиней резать. Он угрожающе направился в мою сторону…

У следователя нет оружия. Что делать? – только и пронеслось в голове. К своему собственному удивлению я неожиданно, но совершенно уверенным тоном произнес: где ты ходишь? Давай садись за стол, бери ручку и пиши «чистосердечное». Здоровенный мужик, вооруженный по сравнению со мной как военный эсминец против рыбацкой лодки, не ожидал такого поворота, как-то враз обмяк, уселся на стул и начал писать явку с повинной. Потом приехали оперативники и повязали убийцу.

Первое дежурство

Работать следователем, наверное, я мечтал с детства. Отец – юрист, так что, по сути, ничего другого не оставалось. Пошел на юрфак, закончил неплохо. Еще во время учебы начал работать. В результате к окончанию вуза имел какой-то опыт. Потом мне предложили место следователя в прокуратуре. Я подумал и – согласился.

Никогда не забуду свое первое дежурство и свой первый выезд на место преступления. Произошло оно в удаленном районе города. Когда поступил сигнал, была уже глубокая ночь. За мной приехала оперативная группа. В нее обычно входит водитель, оперативный работник, эксперт и участковый.
Последний привлекается для того, чтобы помочь сориентировать следователя и оперативника на месте, ведь именно участковый знает все входы и выходы, всех потенциальных бандитов, кто чем дышит и так далее. По крайней мере - если это хороший участковый.

Было это убийство. Сейчас я сказал бы: банальная бытовуха. Кто-то что-то не поделил. Наверняка по пьянке. Один схватился за нож, топор, табурет. Возможны варианты, но итог один: на полу в ветхом частном доме бездыханное тело, а «злодей» либо где-то в истерике бегает, либо сидит тут же на полу с наручниками на запястьях и сбивчиво рассказывает оперу, как было дело, пока я не приступил к допросу подозреваемого.
Конечно, сейчас мне кажется все это достаточно банальным, элементарным и даже скучным. Но тогда, в свое первое дежурство, я совершенно растерялся. Вчерашний студент, оказавшийся рядом с настоящим, а не гипотетическим трупом. Плюс к этому в составе оперативной бригады, в которой, кроме меня, все уже не одну собаку съели и старше минимум лет на десять. При этом предполагается, что именно я начальник и над экспертом, и над опером, и над участковым.

Испугался тогда жутко. Старался не показать виду, но мужики все понимали. И в тот самый первый раз, и позднее – в другие «первые разы». Наверное, только через несколько месяцев удалось «поймать нерв» в работе. Так, наверное. Суметь понять, что именно от меня во многом зависит стратегия сбора улик на месте преступления. Что именно я отвечаю за то, будет ли раскрыто конкретное преступление…

«А давайте его замочим!»

Кто-то удивится, сказав: а что такого в работе следователя, что приходится учиться на практике? Ведь всем премудростям профессии должны обучать еще в вузе. Теоретически – да. Практически – нет. Научить тому, как себя вести в той или иной ситуации, думаю, невозможно. Вот один пример: Очередной сигнал, очередной труп. Поскольку преступление было совершено только что, вместе с бригадой едет кинолог с собакой – вдруг животное сможет взять след убийцы, который покинул место преступления до приезда милиционеров.

Приезжаем на место. Кинолог входит в дом и тут же выходит: собака работать не сможет, говорит. Что такое, в чем дело? Оказывается, пока мы ехали, местные опера, узнав о случившемся, приехали в дом. Основательно потоптались в комнате, где лежал труп, покурили, активно бросая окурки на пол, потрогали все, что стояло на столе, в шкафу и так далее. Короче, даже самые явные следы преступника теперь ни одна собака не возьмет. Увы.
Или приезжает какой-нибудь начальник. Бывает такое. Не мой начальник, но все-таки. Как-то неудобно мне, молодому следователю, сказать: мол, товарищ полковник, тут эксперт работает, кинолог с собачкой пытаются хоть что-нибудь найти – вы бы не ходили здесь! В том числе и по соображениям субординации.

Спустя годы научился говорить просто и коротко: «Все вон!» Остается только оперативная бригада! Не сочтите это за грубость, но в подобной ситуации, когда на месте убийства находятся не только родственники потерпевшего и люди, которые так или иначе могут быть причастны к преступлению, но и огромное количество зевак – и без знаков отличия и с оными. Шум, гам, разговоры. Прекратить все это – быстро и эффективно – можно только таким образом: все вон!

Хотя и тут не без издержек. На очередном убийстве опрашиваю родственников потерпевшего. Невесть откуда в квартире появляется сильно пьяный брат жертвы. Отмечу, что к этому времени вся оперативная бригада закончила «отрабатывать» преступление – сидят в машине на улице, ждут меня. Так что в квартире я совершенно один на один с родственниками убитого. И вот этот самый брательник, нежданно появившийся, спрашивает, показывая на меня: «Это кто?» Получив ответ на свой вопрос, он тут же предлагает: а давайте его «замочим», все равно он убийц не найдет. В тот раз обошлось…

«Хотите, я вам покажу?!»

«Хочешь сделать работу хорошо – сделай ее сам!» Эту фразу я слышал неоднократно от разных людей, так что едва ли имеет смысл говорить об авторстве. Но мысль эта очень верная. Не то чтобы я не доверял тому же участковому, который должен сделать поквартирный обход с целью выяснить у соседей: не слышал ли кто из них громких звуков, хлопков, выстрелов, криков и так далее. Но я отлично понимал, что участковый – человек замороченный, и «головняков» у него хватает. А тут еще я «со своим убийством». Нет, конечно, сотрудник милиции обязательно обойдет квартиры, поговорит с людьми, но… Чтобы быть уверенным, что все возможное, чтобы получить нужную мне информацию, было сделано, я должен пойти на обход сам.
Особая категория преступлений – изнасилования. Их вести всегда трудно. В том числе и по этическим соображениям, и из чувства элементарного человеческого сострадания к жертве. Но даже в таких диких преступлениях бывают… ну что ли комические моменты.

…Сидит в кабинете женщина-потерпевшая. Рассказывает, как мужик ее выследил, зажал в темном безлюдном дворе, сорвал с нее нижнее белье и изнасиловал. «Вы понимаете! Он порвал на мне трусы! Сейчас без трусов, - почти в истерике начинает кричать она. – Хотите, я вам покажу?!» И тут же начинает задирать юбку.

От неожиданности ситуации и стремительности действий потерпевшей я только и успеваю произнести: «Нет, нет, не надо!» Женщина уже задирает юбку, я отворачиваюсь, однако успеваю заметить, что… нижнее белье на ней все-таки есть. Зачем, думаю, она устроила этот спектакль? Так до сих пор и не понял. На меня как на процессуальное лицо все это не могло произвести никакого эффекта. Может быть, женщина-жертва насилия таким образом пыталась во мне вызвать какое-то особое сочувствие к ней? А может быть, она просто находилась в состоянии аффекта после пережитого. Но все это было настолько неожиданно для меня в тот момент…

«Сколько тебе нужно?»

Самое простое дело – это когда преступник находится рядом со своей жертвой и никуда не скрывается, не убегает. Приехали, зафиксировали. «Злодея» в клетку, через несколько дней – под суд. Вот и все. А бывает, что следствие тянется по нескольку лет. Причем не только потому, что следователь не может установить злоумышленника. Например, частая причина многочисленных продлений сроков расследований: супердолгие очереди на экспертизу. Будь то психиатрическая в московской клинике или генетическая, или какая-нибудь еще.

Особенно если по делу проходит не один подозреваемый, а, например, десятка два-три человека, каждый из которых с одинаковой вероятностью может оказаться преступником – убийцей или насильником. Кстати, очередь на экспертизу возникает не только по причине большой загруженности экспертных учреждений, но и из-за неизбежных расходов. Так, чтобы сделать одну «генетику», надо заплатить 1 тысячу бюджетных, специально выделяемых на эти цели рублей. А если подозреваемых сто человек? Или двести? Бывает и такое. Сумма получается внушительная, а потому получить подобное финансирование для установления истинного «злодея» порой не удается годами.

А тем временем к тебе в кабинет приходят родственники жертвы, плачут, угрожают, обвиняют. Остается только выслушивать этих людей, пытаться объяснить, что не все в твоих силах. Слабое, конечно, утешение, но другого нет. Кстати, приходят не только родственники потерпевших. Случаются и визитеры со стороны подозреваемого-обвиняемого. Помню, взяли мы одного мужичка за убийство. Я дело веду, уже готовлюсь обвинение предъявлять, а тут гость ко мне «нарисовывается». Брат его старший. И начинает. «Сколько тебе нужно, чтобы дело закрыть… Миллиона хватит?» Не буду играть в честного и принципиального следователя, но от денег я тогда отказался, а убийцу передал в суд, откуда он вышел с обвинительным приговором. Почему не взял деньги? Из принципа, из честности или страха быть пойманным за руку?… Не знаю.

Мне кажется, что дело, которым я занимаюсь, по большому счету - неплохое. Благодаря таким, как я, становится немного больше справедливости. Преступник получает по заслугам. Конечно, даже самое строгое наказание порой не может вернуть человеческую жизнь или излечить глубокую психологическую травму. Но преступление не должно остаться безнаказанным. Хотя бы в идеале…